На языке пламени - Страница 60

– Когда приезжает сэр Джон?

– Завтра. Как обычно, – Копплстоун положил «дипломат» Гримстера себе на колени, открыл его, заглянул внутрь и тут же закрыл. – Чего тут только нет! Не многовато ли для обычного визита сюда? А что стряслось с Гаррисоном?

– Он объявился, когда я выкопал бумаги Диллинга.

– Где бумаги?

– Оригиналы у миссис Харроуэй. Я переснял их и оставил пленку в приемной сэра Джона.

– То есть мы будем вынуждены заплатить?

– Да.

– Великодушно, ничего не скажешь.

– Я бы назвал это по-другому.

– Что толкнуло тебя на измену? Факты или домыслы? Ты так много размышлял о Вальде и тебе было так горько, что ты задумал порвать с нами?

– Я просто пришел к определенному решению. – Гримстер улыбнулся и почти опорожнил стакан бренди.

Копплстоун встал с «дипломатом» в руках:

– Ты попал в беду, Джонни. Но все будет сделано честно – по нашим понятиям.

– Когда?

– Завтра. Или послезавтра. Точно не знаю. Лично я против тебя ничего не имею. Все дело в Ведомстве. Ты же понимаешь.

– Конечно.

У порога Копплстоун обернулся и добавил:

– Давно я не напивался так, как напьюсь сейчас. Ты крепко огорчил меня, Джонни.

Он вышел и запер за собой дверь.

Гримстер допил бренди и улегся на койку. Через полчаса он уснул.

На другое утро, в семь, к нему пришли те двое, что его арестовали, теперь они были в штатском. Один, с пистолетом в руке, остался у входной двери, другой принес Гримстеру воду и бритвенный прибор.

Через полчаса они вернулись и вынесли парашу. Тот, что был постарше, сказал: «Удивительно, как вам удалось побриться в наручниках», а младший не смог удержаться от восхищения: «Здорово».

Гримстер сел и развернул «Дейли Мейл», которую они ему оставили. В газете была фотография – длинная вереница машин у львиного загона и расплывчатые контуры ямы, вырытой Гримстером. Благородный герцог будет в восторге. Какой директор зоопарка не обрадовался бы такому случаю? Английская знать всегда была главным поставщиком зрелищ, впитывала эксцентричность с молоком матери. Трагическая смерть Гаррисона превратилась в сенсацию. Сэр Джон со своей стороны позаботится, чтобы Гримстер умер без шума. Его смерть будет картиной без цвета, мыслью без чувств. Джон отчетливо представил письмо, которое напишут матери. В досье погибших было полдюжины светокопий подобных похоронок… "Глубоко сожалеем… длительная служба… великая преданность… он был незаменимым… мы скорбим… " Длительная служба – только эти два слова не будут ложью. Мать сохранит письмо, станет оплакивать сына, превратит память о нем в еще одну тему для разговоров. Но сначала он убьет сэра Джона. Эта идея, холодная и твердая, как кремень, стала навязчивой. Ничто не остановит Гримстера.

Кранстон, сопровождаемый охранником, принес ему завтрак и остался стоять у внешней двери. Он более не смущался. Если бы он не смущался вообще, то далеко продвинулся бы по службе. Тоном доброй няни он проговорил:

– Бекон и сосиски, Джонни. Мы порезали их, чтобы тебе было легче есть. Мы бы сняли наручники, да сэр Джон не велел.

Гримстер завтракал один. Есть было трудно. Допив чай, он закурил сигарету и стал терпеливо дожидаться сэра Джона. Гримстер знал, когда он придет, с точностью до десяти минут: сэр Джон жил строго по распорядку. Теперь он в отпуске, поэтому приятное – то есть утренний рыболовный ритуал – в первую очередь, а все полезное – после завтрака. Гримстер представил, как сэр Джон рыбачит. Для мушки вода, пожалуй, слишком мутна. Сэр Джон был плохой рыболов, суетился, спешил, неумело подсекал, но, как это часто бывает, ловил больше, чем иные опытные.

Он появился за пять минут до срока, мысленно назначенного Гримстером. Вошел один, прикрыл за собой внешнюю дверь, не заперев ее, сел на табурет и сказал:

– Доброе утро, Джонни.

На нем был твидовый костюм темно-шоколадного цвета, к левому лацкану пиджака было приколото несколько мушек. На ухоженном строгом лице появилась и тут же исчезла улыбка. Сидя на низком табурете, скрестив ноги, сложив руки на коленях, он был похож на карлика-портного из сказки, который вот-вот примется латать платье.

Гримстер спросил:

– Как вы порыбачили, сэр Джон? Удачно?

– Поймал лосося на восемь фунтов. Река сильно поднялась. А рыба только что из моря. В этом году ловится лучше, чем в прошлом. Какой-то парень из «Лисы и гончих» поймал вчера в Нерзери Пуле рыбину на двадцать фунтов. Не рыба – красавица. Словно слиток серебра. Знаешь Нерзери Пул?

– Я рыбачил там пару раз. Но неудачно.

Сэр Джон сочувственно кивнул и сказал:

– И теперь тебе не везет, Джонни.

Гримстер не поддался ни любезному тону, ни тому, что сэр Джон, как бывало в конце их встреч, называл его по имени. Сэр Джон не ликовал, не торжествовал. Он лишь тактично и ненавязчиво разыгрывал доброту, потому что этикет требовал сцены прощания. Гримстер однажды уже видел, как сэр Джон прощался с обреченным агентом.

– Ты понимаешь, что провалил нам сделку с Диллингом, Джонни?

– Боюсь, это так. Ведомству хоть раз придется поступить честно.

– Да, ничего уж не поделаешь. Хорошая девушка, эта мисс Стивенс, как мне сказали. – Он выудил из кармана портсигар и замолчал. Закурив, пару раз затянулся и брезгливо вынул сигарету изо рта. Гримстер улыбнулся, сэр Джон заметил это. – Вредная привычка, но бросить не могу, – признался он и, поерзав, сказал: – Нам придется немного поговорить о деле, Джонни.

«Нет, – подумал Гримстер, – он не карлик-портной, а мудрый старый дрозд, чистящий перышки, перед тем, как усесться на насест».